Автор: Борис Войцеховский
***
По набережной с белыми фонариками
Среди магнолий, пальм и олеандра
Бежал мальчишка с надувными шариками,
Смеясь заливисто по всем законам жанра.
Он знал, что скоро даст отец по заднице
(Уже сейчас заметно, что он хмурится).
Ну, и пускай… Какая, к черту, разница,
Пока с шарами носишься по улице!
***
А в детстве все таким огромным,
Как будто не на самом деле,
Казалось. Мушмула у дома,
Кораблик «Шота Руставели»,
Бычок, что я держал в ладони,
Вечнозеленые самшиты,
Глаза Марии на иконе
И кошки тети Маргариты.
Но важно, вот что очень важно! —
Казались мне равновелики
Отрядик морячков бумажных
И на стене от солнца блики…
И пели морячки степенно,
Пока втекало солнце в трюм.
И был огромнее Вселенной
Жарой расплавленный Сухум.
***
Тем летом было нестерпимо жарко,
Но, помню, как, присев мне на постель,
Отец сказал: «Поедем на Маджарку!
Попробуем с тобой поймать форель».
Жара — она рыбалке не помеха:
Чтоб до реки добраться побыстрей,
Я — тощий семилетний неумеха —
Под яблоней пошел копать червей.
Я клал их, клал в кофейную жестянку:
Штук сорок или все сто пятьдесят.
Блестело море солнцем спозаранку,
Вдоль берега старик гонял телят,
И, нетерпенья больше не скрывая,
Свистя под нос, не помню что уже,
Я спрашивал: «Форель — она какая?»
Улову бурно радуясь в душе.
И вот высокий берег, тень от ивы
И камни горячи, как угольки,
Бежит Маджарка к морю торопливо
Играют стайкой глупые мальки
«Ну, что, за дело? Доставай приманку!»
Но, заглянув в застиранный рюкзак,
Я обнаружил, что забыл жестянку
Под яблоней в саду. Каков дурак!
И, сев понуро под плакучей ивой,
Заплакал я от горя вместе с ней
О том, что все — не будет жизнь счастливой
(По крайней мере, пять ближайших дней),
О том, что не увижу я форели
Возможно больше в жизни никогда.
Но тут меня отец коснулся еле,
Шепнув: мол, это горе — не беда,
Что, мол, пустяк. Вот солнце и вот речка,
Вот бутерброд с копченой колбасой,
И мы — два непутевых человечка,
Один — в слезах, сопливый и босой.
Что, мол, плевать! На кой нам черви эти…
Я лишь недавно понял, наконец:
Ведь это был мой лучший день на свете.
Не вру, ей-богу! Зуб даю, отец!
(17.03.2015)
***
В детстве любил рисовать самолеты,
Летящие низко – над самым морем.
Пилоты махали руками пальмам и мне –
Мальчишке с дурацким чубом.
В школе я часто калякал красоток
С грудью, наверное, шестого размера
Барышни ловко стреляли в сердце всем,
Кто мусолил мою тетрадку.
Позже я делал наброски старушек
Спящих в метро со странной улыбкой —
Той, что блуждала б у Моны Лизы,
Если бы та потеряла сберкнижку.
Но, разменяв уже пятый десяток, я позабыл
про пилотов, старушек, барышень с грудью
шестого размера. И вообще
Рисовать разучился
***
Мне было что-то около пяти,
Но, нос уже тогда держа по ветру,
Мгновенно согласился я идти
С компанией абхазов взрослых в Джгерду.
Ну, да: я там, как городской пацан,
Был, без сомнений, и нелеп, и жалок.
И, хоть за словом и не лез в карман,
Запомнил только вкус абхазских яблок,
Корявость их и пятна на боку,
И смех мужчин, стоящих по соседству.
И я смеялся тоже. Набегу
Продлить пытаясь яблочное детство.
***
Этой ночью морозной, длинной —
Точно так, как и я, один —
Засыпает в моей гостиной
Твой, подаренный мандарин.
Мы давно с ним почти-то что братья:
Тронешь пальцем и брызнет вдруг
На столы, на полы, на платья
От любви загустевший юг.
***
Вся осень в абхазских свадьбах:
На фото танцуют легко
Жених (элегантен как Maybach)
С невестой (до пят в Rusiko)…
Им весело. Мне — не до жиру.
И снова (опять и опять!)
Мечтаю я по Махаджирам
На чью-нибудь свадьбу шагать.
***
Окно выходит прямиком во двор.
Ты из окна бросаешь корки чайкам,
Возможно, представляя: вот простор,
Младенцы в одинаковых фуфайках
Вдоль моря скачут,
Раздаются крики
Торговца рыбой. Пляж.
Предместье Риги,
Ты – много лет назад. Еще дитя!
Наивна. Говорлива. Тонконога.
Ворчит отец – скорей, полушутя,
А следом мать – уже довольно строго.
Скрипит песок.
Прибой. И соль на коже.
Ты представляешь, что ты чайка
Тоже,
Тебе не важно, что там на земле –
Ты в небе, ты над морем, ты в полете.
А кто-то там внизу, на корабле,
Бессмысленно в любви клянется. Вроде,
Ведет, дурак,
О чувствах разговор…
Окно выходит прямиком
Во двор.
Окно выходит прямиком во двор,
Ты у окна стоишь и крошишь булку,
И крики чаек раздаются гулко,
Стреляя децибелами в упор.
И сотни
Воробьишек-попрошаек
Воруют корки из-под носа
Чаек.
***
А если, Боже, тебе надоест меня нянчить,
Если захочется бросить меня, как мячик —
Может, в Сухум, может, в Ниццу, а, может, в Нальчик —
Дай мне, пожалуйста, Боже, какой-то знак…
Мне ведь, послушай, Боже, уже не двадцать –
Это тогда я бы мог куда хочешь сорваться
За пять минут. Просто крикнув: «Прощайте, братцы!»
Нынче же вышел сбой. Или просто брак.
Нынче я, честно признаюсь тебе, мой Боже,
Стал и занудливей, и аккуратней, и строже.
Ты понимаешь, поскольку не мальчик тоже…
Нам бы с тобой – чтобы кресло и теплый коньяк.
Ты не дурак ведь. И я, Боже мой, не дурак…
***
Если, к примеру, взять полусладкий
В кафе «У Акопа» и под олеандром
Сесть, то покажется жизнь прекрасной,
Даже если промозглый ветер.
Если, к примеру, вверх по Леона
(следом – по Гумской) идти до «Бисквита»,
Пусть и натрешь себе две мозоли,
Можно считать, что все не напрасно.…
Если, к примеру, под крики чаек
Дерзко язык показать закату,
После, счищая с плеча гуано,
Хочется крикнуть: «Люблю вас, люди!»
Если, к примеру, бродить бесцельно
Где-то в Сухуме не по работе –
Ведь по работе бродить противно –
Есть шанс понять, что такое счастье.
***
Раньше бывало — проснешься утром
думаешь: вот ведь, какой я классный
взрослый и даже чуть-чуть красивый
так что любите меня всем скопом.
Раньше бывало – куда не глянешь
видишь: бегут все зачем-то дружно
делать им нечего! ты ж неспешно
ходишь и щуришь глаза на солнце.
Раньше бывало — читаешь книжки
и представляешь себя героем
то Монтигомой, то Монте-Кристо
гордо на битву с врагами скачешь.
Раньше бывало – нырнешь поглубже
и под водою перевернувшись
острым лучам подставляешь сердце
чтобы пронзили его скорее.
Раньше бывало – мечтаешь долго
как повзрослев позабудешь детство
мол, нафига мне оно все нужно.
может и правда? но очень жалко…
***
Больно ушам. Я сгибаюсь от шума
Волны наотмашь лупят по берегу
Мне бы в любую кофейню Сухума
Двери открыть – как Колумб Америку.
Мне б разговорами отогреться,
Мне б встать под душ из душевных историй.
Больно ушам — даже в городе детства.
Замечательные стихи. Будто снова гуляю по Сухуму